Dark Déco - Чингиз Тибэй

Почему именно она была там?

«Здесь люди видят только то, что их касается», – сказала она тогда.

– Что же было дальше?

Кадром позднее мы оказались у меня. Два тела на полу в ночи. И была гроза. И, казалось, мир аплодирует нам.

Но было что-то в том клубе, что мелькнуло мыслью и затухло, затмеваемое желанием. Знакомый силуэт. Тень в тени. Кое-кто из прошлой жизни. Кое-кто, кто любил щелчком извлекать огонь из зажигалки.

– Черт!

В мире, где выйти из комнаты – ошибка, оставить дом – катастрофа. По канону жанра, с самого начала по тексту раскиданы прозрачные намеки, но осознание совершенной ошибки приходит слишком поздно. И я бегу так быстро, как могу. Так быстро, будто от этого зависит моя собственная жизнь.

Значит теперь он знает, где я живу. Сколько меня не было? Что он с ней сделал?

– Черт!

Я кричу его имя, пугая редких прохожих в мятых одеждах и в перекошенных очках. Где-то воет сирена. Город сжимается в кольцо.

Но меня это не волнует. С каких-то пор мой старый знакомый считает себя моим кровным врагом. Что же было причиной? Женщина? Деньги? Что бы там ни было, он поклялся отомстить. И плохи мои дела, если причиной была женщина.

4

Он огромен в своем сложении. Боксерское прошлое дает о себе знать. Смуглый брюнет, чёрные усы, чёрные глаза. На лице старый шрам от виска до левой щеки.

Он прижимает ее лицо к стеклу и улыбается себе в отражении. Держит ее голову, намотав на кулак волосы. Она слышит, как где-то позади свободной рукой он расстегивает свой ремень. Звук упавшей бляшки разрывает тишину комнаты. И комната наполняется мычанием Нгуен. Он резкими движениями направляет ее таз: к себе и от себя.

Нгуен безвольно опирается плечом о подоконник. Ее лицо прижато к стеклу. По стеклу, по обе его стороны, стекают капли – дождя и ее слез. На подоконник с шумом капают черные подтеки от ее карандаша, по лицу размазана помада. По нагому телу расползаются волосы и ссадины, на нежной коже почти сразу проступают свежие синяки.

Я бегу и в голове возникают различные кадры. Они гонят меня навстречу к тому, что неизбежно. Я во тьме и тьма внутри меня – плотная, как войлок.

5

Дверь не выдерживает напора, сдается с треском. Я врываюсь в квартиру. Застаю ее на полу, в постели. Нагую, свернувшуюся в кольцо, словно повторяя татуировку уробороса на плече. Его – застегивающим запонки на рукаве.

Я перевожу взгляд. Он ухмыляется на мой немой вопрос. Да, говорит его ухмылка. Свет фонарей за окном, отражаясь, косыми линиями разрезает его и без того шрамированное лицо.

Один рывок отделял его лицо от моего кулака. И это расстояние сократилось быстрее, чем я мог ожидать от себя. Еще один удар отделял от серии последующих. И этот рубеж пройден быстро.

– А ведь ей понравилось, – хрипит он в ответ, продолжая ухмыляться. Он не сопротивляется. – Она этого захотела сама.

Я держу его за ворот, он стоит на коленях, моя рука зависла над его лицом.

Я ищу ее по комнате, нахожу в углу. Свет и тени, проникавшие сквозь стекло, скользят по ее лицу. Я снова вспомнил вечер и клуб, когда впервые увидел ее. Сейчас ее лицо казалось мне чужим. Все еще красивым, полным таинственного очарования, но уже не тем же самым. Без нежности во взгляде, без сожаления. Она же смотрит на меня так, будто впервые видит.

Это была игра. И я проиграл.

Я слышу ее голос, кажется, впервые за все время. И звучит он резче, чем это звучало ранее в моей голове:

– Нельзя же быть таким наивным, малыш. Твои персонажи могут быть такими, но ты не должен.

Она улыбается. И от этого становится холодно, как от чужой стали в собственном теле.

6

Удар в челюсть укладывает моего оппонента на пол. Я, на всякий случай, добиваю его ударом с ноги. Думаю, он отключился надолго.

В этой квартире пять комнат. И все пусты. Любой звук обретает продолжение в эхе.

Я иду к ней, сажусь рядом. Ее взгляд ожидает всего, но не этого. Я обнимаю ее. Так крепко, как могу. Неожиданно для себя она всхлипывает у меня на плече.

– Все. Все.

Ее голова упирается мне в грудь. Я прижимаю ее сильнее к себе.

И отпускаю, когда она перестает брыкаться. Осторожно кладу ее тело на матрац. В стекла пустых комнат стучит дождь. Контуры разводов, отражаясь, тянутся по полу. Фары проезжающих автомобилей изредка освещают потолок комнаты, пропитанной ароматом спермы и смерти.

Все, что у меня осталось – это мой плащ и моя шляпа. Цепляю все на себя и выхожу из комнаты. Мой силуэт растворяется в городе, похороненный под дождем.

7

Я сижу в клубе, в котором не наливают. Смотрю на милую азиатку напротив – японку или китаянку. Нгуен, ей бы хорошо подошло это имя.

Короткая стрижка и бездонные синие глаза. В джинсовой рубашке, концы завязаны узлом на животе. Рубашка в цвет глаз. Она не морщится, пока курит крепкие сигареты, которые достает из нагрудного кармана по одной, не извлекая самой пачки. Сигареты всегда мятые.

Она говорит, что в пятнадцать повстречала дьявола и влюбилась в него. Описывает его как невозможно красивого человека. Она идет к бару, искусно виляя задом. Длина ее шорт только подчеркивают длинные, чувственные ноги.

Столь обаятельная внешность должна компенсироваться холодной, циничной и абсолютно беспринципной натурой. Я примеряюсь и соглашаюсь с тем, что мог бы любить такую.

На исходе ночи выхожу из клуба на пыльные улицы. Вывеска над входом клуба горит обещанием: «Все, что вы можете себе представить. Каждую ночь».

Надпись тает на рассвете, как и любое обещание.